Мор взят.
Итак, примерно неделю назад, после многолетнего безудержного истекания слюнями по чортовому Городу-на-Горхоне и десятков, по самым разным причинам провальных, попыток пройти его, обрывавшихся на самых разных днях, был пройден Мор. За балаклавра балалавра бакалавра Данковского.

Осторожно, спойлеры, пердёж мозгом, СПГС, и прочие опасности.Честно говоря, он всегда мне виделся этаким "рассеянным профессором". Человеком, который знает и думает слишком много, чтобы видеть то, что у него под носом. Человеком, который слишком умён, чтобы хамить, слишком образован, чтобы издеваться и достаточно любит себя, чтобы не видеть смысла в унижении других. И именно таким он и был в этот раз.
Он признаёт дискуссию, как средство поиска истины, помогает своим оппонентам спасти приближенных, чтобы они смогли попасть на совет и высказать свои идеи, ведь вдруг среди них найдётся та, что устроит всех? Да и какие они ему оппоненты? Бурах - друг и помощник, а девочка, хоть и бестолковая, но вдруг всё же что дельное скажет? Всё-таки с умными людьми последние двенадцать дней общалась.
Он честно идёт к своей цели, он верит людям, потому что не видит смысла им лгать ему, и он даже спокойно мог бы отдать свою личную победу, ради победы над смертью в этом раунде, если бы не то печальное обстоятельство, что город построен на пороховой бочке из смертоносных сгустков, и единственный шанс победить - уничтожить город, дав ему шанс переродиться в новом месте и с новой хозяйкой.

Хотя, на самом деле, это лишь шанс, без реализации. У них нет будущего. Ни у кого.
Бакалавр не останется в городе. И в столицу он не вернётся.
Потому что нет никакой столицы. И не будет никакого нового города.
И никакой танатики нет. И ничего нету и не будет за пределами этих двенадцати дней.
Потому что Всемогущие Власти закончили свою игру.
А даже если и не было никаких властей, и всё это иллюзии многогранника, то есть Создатели.
И они уже опустили занавес, потушили свечи и сложили кукол. Ещё немного - и их уберут в коробки до следующего представления, где те, скорее всего уже будут совсем иными людьми.
Или, например, как в моём случае, снова отправятся на сцену, вновь переживать проклятые двенадцать дней, но уже немного по-другому и в очередной раз забыв всё произошедшее.

Итак, маски репетируют новую пантомиму. На этот раз - в главной роли Потрошитель. То есть, конечно же, многоуважаемый Гаруспик.
Ведь мне уже наспойлерили, что делать какие-то выводы о ком-либо пройдя только за балалавра - безосновательно, наивно, и вообще - прохождение Данковского - это только двадцать процентов всей картины..


UPD!:

Гаруспик уходит со сцены под апплодисменты, а я немного попизжу о том, что я думаю про суть Мора
Мор - это как история из каких-то лохмато-мохнатых годов, которую рассказывают три разных выпивохи-хвастуна.
Вроде бы и место одно и то же, и время, и события, но один рассказывает о том, как он всех спас наукой, остамшись с холодной головой и чистыми руками, да ещё и с самим генералом за руку здоровался. Другой - про то, что это он всех спас, а ещё того франта городского умудрялся спасать всё время, то из тюряги, то от смерти, то ещё от чего.
А третья и вовсе всех грязью поливает, и её послушать, так и все там пидоры и мудаки, один другого мудее, а эти два долбоёба только под ногами мешались, и только она вся в белом пальто, красивая, чудеса направо-налево сотворяла.
А как было на самом деле - никто не знает, и про город этот никто и слыхом не слыхивал, а в степь тащиться, чтоб чьи-то пьяные байки проверять - ищи дурака.

Кот учёный.
Придумал тут новый концепт учёного кота.

Он дохуя умный и начитанный, в свободное время почитывает философские трактаты, книги по квантовой механике и справочники по астрофизике, перелистывая странички языком.
Он давно изобрёл вечный двигатель, телепорт и панацею.
Но так как он - кот, и его речевой аппарат не приспособлен для человеческой речи, а лапы не приспособлены для письма - никто его не понимает и он никому не может сообщить о своих идеях.
А когда он пытается нацарапать послание - люди думают, что он дерёт мебель и дают ему пизды.

Ещё одна причина ненавидеть рекламщиков.
Итак, сегодня я обнаружил ещё одну причину своей ненависти к рекламщикам и рекламе.
Ближе к пробуждению, я шатался по Питеру, при этом он выглядел как-то безумно нарядно. И я долго пытался найти отличия от реального и нашёл их всего три.
Первое - свежая краска на домах.
Второе - отсутствие грязи.
И самое масштабное отличие, которое я понял только лишь проснувшись, и которое делало город воистину сказочным - это отсутствие...
Молодцы, кто правильно догадался. За сообразительность, можете оторвать себе со стены рекламный флаер на двухпроцентную скидку при заказе от трёх пицц в нашей сети.

Глава 1.
Еврей поступает в аспирантуру на кафедру истории.
На экзамене по истории он отвечает на все вопросы,
но от него требуют все новых имен и дат.
- Историку, нужна особенно хорошая память! - говорят ему.
- О, у меня прекрасная память. - отвечает он. - Себя я, например,
помню с восьмидневного возраста: надо мной склонился
седобородый раввин и отрезал мне путь в аспирантуру.
................Старый советский анекдот про евреев.

Осторожно, попытки в мемуары!
Не знаю, оставлю ли я эту часть или нет. Не знаю, вообще, будет ли где её оставлять, но всё же, почему бы и не начать с самых первых воспоминаний? Ведь по логике вещей - они и есть самое, что ни на есть, начало. А значит, подобный выбор будет достаточно правильным с точки зрения связи логики повествования с логикой жизни.

Связи...

Да, чорт меня дери, в моей жизни было полно имён и кличек, которые до сих пор заставляют меня содрогаться.
Одни - от того тепла, которое они, безусловно, заслужили, но так и не получили от меня.
Другие - от омерзения к ним, и к тем грязным, склизким следам, что они навеки запечатлели на плёнках моего бытия.
Третьи - от омерзения к себе, при воспоминании о том, как я поступил с ними, и каким они запомнили меня.
Четвёртые - от ужаса перед той странной бездной, в которой так странно перемешались мои эмоции и мысли, что я уже и не могу до конца разобрать, что же я испытываю к ним, к себе, и ко всему тому, что между нами происходило.

И это, увы, уже не исправить.

Если кто-то - главный герой, рыцарь на белом коне, сказочный царевич, или другой Афанасий, за три моря ходивший.
Кто-то - бедняк на дороге, мусор на обочине и прокаженный по собственной воле.
Кто-то - шаман и ведун, к которому ходят за советом первые и вторые.
То я - шут гороховый. Скоморох. Гусляр, маляр и фигляр.

Но именно я запоминаю вас и все эти глупые истории, в которые вы попадаете, и именно я их рассказываю со всякими смешными "але-оп!" и "ачи-чи-бу!", расставляя акценты, и делая одних героями, а других злодеями.
И именно поэтому, в моей голове хоть и не удерживаются даты, имена и города, но намертво вытравливаются ваши запахи, голоса и лица.
Ваши следы и ваш смех, ваши слёзы, ваши образы и маски - всё это навеки вытравлено на полотне моей души, порой не всегда объективно и достаточно разносторонне, но я не жалею ни о чём.

Но я отвлёкся.

Итак, родился я в середине "лихих девяностых", и именно поэтому нихрена их не застал. Первые шесть лет жизни - слишком непростой период, чтобы вникать в происходящее вокруг с достаточным рвением и вниманием к формальностям. Я не застал махачи скинов и реперов, потому что когда я вообще узнал о существовании и первых и вторых, мне было одиннадцать лет.
Я не застал Децла и Аварию. Точнее застал, но к тому моменту их уже выкинули с пьедестала Бумфанк МС и Скутер.
Я не застал портвейн "Три Топора", попробовав его впервые в двадцать два года.
Я упустил эти годы, так как в тот период, когда я уже перестал интересоваться грудью с гастрономической точки зрения, но ещё не начал с сексуальной (Фрейдисты - идите в хуй), меня мало волновало происходящее в стране и даже на районе, а куда больше занимали вопросы типа "хоть бы мне не попался повторный пингвинчик в киндер-сюрпризе", "бывает ли фигурка человека-паука, у которой двигаются все суставы, и есть ли смысл о ней хотя бы помечтать?", "не огребу ли я за то, что убил тамагочу старшей подруги?" и им подобные.

Я был совершенно домашним ребёнком.

Дед с бабкой составляли крепкую семейную пару классических советских инженеров-интеллигентов (хотя, дед всё же любил иногда пощеголять своим деревенским происхождением и неисчерпаемыми запасами фольклорных экспонатов, хранившимися у него в голове), а матушка с отцом составляли классическую пару из категории "ошиблись дверью".
То бишь, батюшка мой был дьявольски красив, невероятно харизматичен и страшно привлекателен, в первую очередь своим взглядом на мир, абсолютно не подразумевавшим ориентировки на какие бы то ни было стандарты и стереотипы. Ещё он выгодно отличался от многих своим лёгким отношением ко всему.
Что, впрочем, впоследствии и сгубило этот брак.
Маменька тоже была красива до невозможного, а также обладала прекрасным голосом и чертовски острым языком.
Думаю, папенька обманулся именно в остроте её языка. Ведь понимание того, что острый язык не всегда означает острый ум - приходит к людям, увы, не сразу, а после пары-тройки неудачных отношений.
То, что у женщины рядом с ним ум должен быть не только острым, но так же гибким и жадным до нового - этого он тем более, не успел понять, так как не набил к тому моменту достаточно шишек на личном фронте.
А ещё моя la maman обладала на редкость тонким восприятием и неспокойным эмоциональным фоном. А проще говоря - была знатной истеричкой, а местами и вовсе стервой.
Впрочем, сейчас, надо отдать ей должное, годы, неудавшийся брак и сын-мудила, научили её спокойствию и привнесли немного мудрости в её характер, но, увы, недостаточно, и сейчас, в ту прекрасную пору, когда зрелость уже подписывает журнал дежурств, передавая вахту маразму, я уже ясно вижу, что лет через десять-пятнадцать мы с сёстрами ещё намучаемся со старушкой.
Но на момент первого моего воспоминания, она была ещё молода, красива и о мудрости, сдержанности и философском отношении к жизни слыхом не слыхивала.

Кажется, тогда я хотел яблоко. Большое, красивое яблоко. И тут у меня его отбирают, чтобы помыть.
Ей-богу, ума не приложу, чем мне не угодило мытое яблоко. Я вообще был мерзким ребёнком: родись у меня такой - он не дожил бы до совершеннолетия.
Но тогда я, по-видимому, считал свою позицию невероятно обоснованной, и потому рыдал во всю мочь.
Папенька мой подобных сцен не переносил, как и я сейчас, и потому попытался убедить мать в том, что немытое яблоко совершенно не повредит, и в данном случае можно было бы и обойтись без насилия.
Но, как я уже говорил, мать у меня имеет сложные отношения с логикой, аргументами и принципом "больше грязи - шире морда" (который, между прочим, не так уж и необоснован с точки зрения формирования здорового иммунитета у человеческого детёныша), и потому, первое, что я запомнил в своей жизни - была отчаянная ссора родителей.

Впрочем, я наблюдал это регулярно.
Не помню конкретики, помню лишь что это был не первый и не единственный раз.
Отец что-то спокойно пытался объяснить и доказать, а мать срывалась на крик, слёзы и истерику... чорт... простите, что-то вспомнилось.
Возможно именно это закалило мои нервы. Возможно именно это их и подточило.

Второе моё воспоминание уже о том, как я довёл отца.
Это вообще мало кому в этой жизни удавалось.
Точнее, на моей памяти - никому.
И лишь мне - дважды.

О втором разе я расскажу позже, а вот первый я помню очень хорошо.
Кто-то подарил мне нож. Маленький выкидной нож-брелок.
Ей-богу, я не знаю, кому пришло в голову трёхлетнему ребёнку дарить нож, но у моей матушки всегда хватало не самых сообразительных друзей.
И что же я сделал? Правильно! Первым делом я удовлетворил свои исследовательские инстинкты и вспорол модную чёрную кухонную табуретку с кожаной обивкой.
И, надеюсь, что я сделал это из интереса к её внутренностям, а не из врождённой агрессии. (Хотя, я так говорю, как будто агрессия - это плохо.)
Подозреваю, что тогда она стоила больше чем я сам, и достать её, вероятно, было нелегко. Девяностые же на дворе.
Но, увы, это моему пониманию тогда доступно не было.
Узрев результаты моих исследований, отец в сердцах отобрал ножик и забросил его на шкаф.
Позднее - когда верх шкафа стал доступен мне, пусть даже не без сложных архитектурных ансамблей, типа "стул-на-столик-на-большой-стол", ножа там уже не обнаружилось, что, конечно, очень меня опечалило.

Есть ещё ворох отрывочных воспоминаний и кадров, но они все очень фрагментарны, но, пожалуй, раз уж я начал копаться в них, я их всё же изложу. Тем более, те, кому всё это неинтересно, думаю, уже осознали что сей опус - кусок потенциальных мемуаров, и, трижды прокляв меня, вернулись к своим, несомненно важным, делам.

... Например, помню как мы с папой играли в Синдбада-морехода.
Я был Синдбадом, разумеется, а он - мой первый помощник - Дубар (Да, тогда как раз крутили Канадский сериал. Нет, я был начитанным ребёнком, но тем не менее, с Синдбадом, увы, познакомился по ящику.), и обязанности его были в лежании на палубе, то бишь, на диване, и помощи в разграблении хлебницы, с целью пополнения запасов корабля питой. То, что запасы уничтожал он же, как-то не смущало моё детское сознание.
Ну, а пока палуба и запасы были под надёжным присмотром - я вовсю мореходничал, сражался и занимался прочими, подобающими мореходу, делами...

... Или как матушка отваживала меня от целого ящика странных фиолетовых баночек с какой-то импортной газировкой, которые достались отцу какими-то, одному чорту известными, путями разжигавшими во мне лютое любопытство, а мать говорила, что это гадость страшная...

... Как маменька за что-то собиралась мне всыпать, а я пытался спастись, прижавшись к стене на дальнем краю огромной двуспальной кровати...

... Кстати, помню, как впервые получил урок межполовых отношений.
В саду я вообще нечасто появлялся, ибо не любил его. А психосоматика у меня тогда работала на полную. Да и в целом, по рассказам маменьки, на свет меня извлекли второпях, раньше времени, и не совсем грамотно, в связи с чем в анамнезе появилась родовая травма и много весёлых последствий, в виде, например, общей хилости, хреновой координации, проблем с мышечным тонусом, иммунитетом и нервной системой. И потому, стоило мне оказаться в саду - на второй-третий день я заболевал.
Но, когда я там всё же оказывался - я делал всё, чтобы меня ещё долго поминали тихим добрым словом.
То отметелю обидчика пластмассовым автоматом, хотя никто, кажется, не учил меня принципу "бей-беги", то в ужасе и с рёвом буду носиться по всей доступной площади, преследуемый ребёнком-аутистом с игрушечным шприцем (которых я почему-то боялся не меньше, чем настоящих) то дам воспиталкам возможность потусить в тишине и покое, пока я, собрав вокруг себя детей, читаю вслух книжку.
Но тот раз когда я впервые получил настоящий урок общения с женским полом, был, как ни странно, тихим, и оттого, пожалуй, ещё более грустным.
Ситуация, по правде, сказать, банальна донельзя - девчонки играют в своё, и девочка, в которую я тогда был по уши влюблён - зовёт меня к ним, да и вообще всячески проявляет симпатию и внимание.
А у мальчишек намечается своя движуха, куда как более интересная.
Разумеется, я последовал зову инстинктов стайно-социальных, так как в этом возрасте они значительно преобладают над инстинктами размножения.
Ну, а когда движ кончился, я обнаружил эту девочку, целующейся на веранде с моим, на тот момент, заклятым врагом (да-да, тем самым, кого я пиздил игрушечным автоматом по голове).
И вот тогда я понял, что клеить тян, совсем не уделяя ей внимания - не самая рабочая схема. Особенно если вам по три года.
Хотя, надо сказать, что до тринадцати лет с тян мне вообще хронически не везло.
Зато, начиная с тринадцати лет, недостатка в женском внимании испытывать мне не доводилось.

Впрочем, об этом, как и о том, к чему всё это привело, пожалуй, в другой раз и в порядке общей хронологии.

Да не обратятся, и прощены будут им греси их
Есть в этом какая-то безумная ирония сюжета, когда из всей компании старых друзей, спустя годы, с самыми, некогда, близкими контакт практически оборван, и от той великой силы синергии остался лишь тлеющий уголёк готовности в любой момент прийти на помощь, если вдруг беда окажется сильнее холодной отчуждённости и недовольств.
А больше всего тепла, заботы и затрат сил на поддержание хоть какой-то связи между частями некогда целого, исходит от того, с кем друг друга одно время до невыносимого яростно не понимали и не принимали. От того, кто более всего отстранялся, и старался следовать любому курсу, кроме общеодобренного всем экипажем, именно из-за приверженности ему большинства.

Это чертовски странно, но каждая из этих нечастых ночей встреч, наполнена теплом и спокойствием, и ещё долго оставляет послевкусие радостной умиротворённости.
Как оно получилось, что те, кому ты даже не доверял, вдруг стали так неистово резонировать на пульс твоей сущности?
Как так вышло, что человек, долгое время бывший тебе практически никем, троюродным знакомым, теперь готов рискнуть всем, если это поможет вытащить тебя из передряги?
Как же так совпало, что тот, с кем вы долго друг на друга говнились, теперь старается всеми силами отбелить твоё замаранное имя и готов в любую минуту сорваться на помощь по первому сигналу?

А ещё бывает взрыв сверхновой сознания.
Когда вдруг узнаёшь, что тот, кто имеет все основания похоронить всё, что связано с тобой, включая ту часть его памяти, в которой хранится твоё имя, потому что это самая гуманная из спектра тех участей, которые ты собственноручно и совершенно справедливо заслужил, вместо того, регулярно расспрашивает всех, кто может что-то знать, о том, как ты там, и переживает за тебя намного более, чем ты сам.
Это и волна щенячьей радости, захлёстывающая с головой, и ядерный гриб жгучего омерзения к себе, как к тому, кто не только не заслужил права на внимание, но и не сделал ровным счётом ничего, чтобы хоть как-то искупить весь тот длинный список зашкваров, ни один из которых не может быть даже хоть сколько-нибудь убедительно оправдан.

И самый пугающий момент - рождение протуберанца-вопроса "А дальше-то что?"
Случится ли ещё раз ощутить себя желанным гостем и другом, или же придётся застрять в чистилище между уже опостылевшей, но и ещё не разжавшей бульдожьей хватки, обиды, вцепившейся в живое сердце, и живым теплом прощения?

И сможешь ли ты простить себя сам настолько, чтобы признать за собой право принять такой дар?

Необсосимая кекность лития.
"Поколение Бродского - сформировавшееся в последнее
время, течение в среде молодых юношей и (преимущественно)
девушек 13-17 лет, сделавшее своим девизом и знаменитое
стихотворение Иосифа Александровича Бродского
"Не выходи из комнаты...".
Отличаются замкнутостью, порой, депрессивно-суицидальными
настроениями и склонностями, неприятием наиболее модных
тенденций а также ощутимой отрывом в интеллектуальном
развитии по сравнению со сверстниками..."
..................."Краткий Справочник Современности" Р.В.Шварц, ЕРЕС, 2017.

Поколение Бродского, поколение пепси, поколение Z, поколение фассбендера и коллинза, поколение МОРа, Undertale'а и Planescape'а, Фраисты и Пелевинцы, Думеры и Квакеры, Домовские и Бедроградские, Доктороманы и Поттерофилы...

У очень и очень многих представителей своего круга, начиная с 90х годов выпуска, замечал забавные особенности:
в детстве многим из нас диагностируют СДВГ; СДВГ не лечится амфетамином, что бы там не говорили на западе, просто поверьте... Затем в школе отсутствует всякий гастрономический интерес к граниту науки; Потом идут проблемы с выбором дальнейшего образования - никаких желаемых вариантов не придумывается, а те, кто идут по настоянию родителей - очень скоро бросают учёбу. Как и те, кто всё же выбрал, но вскоре оказываются разочароваными...
И потом скитания по неквалифицированной работе, меняющейся каждые полгода. Тягостной и омерзительной, со всех точек зрения.

психоз, психоз, психозматьтвою....

Потому что никто из них-нас не способен молча впрячься и батрачить на нелюбимом деле, ради... Чего?.
А любимого мы найти, увы, не можем.
Мы даже неспособны научиться чему-либо как следует. То ли СДВГ, то ли собственная ущербность не позволяют даже одним и тем же делом дольше часа заниматься! Что уж тут говорить про изучение целой специальности... А даже научившись, мы никак не можем ужиться с социумом, чьи законы ебали в рот все наши идеалы.

Почему-то я сегодня издаю нечленораздельные звуки и дергаюсь, как послушник Ошо в динамической медитации...

И, так, вроде бы со временем, получается как-то притерпеться, обжиться, и даже начинаешь подумывать, что близок к тому, чтобы стать нормальным человеком, но нет. Несвоевременная болезнь, особо мощный отходняк, или просто неудачный разговор или фильм, вдруг снова выносят тебя на мысль: "А может я что-то пропустил?! Может и для меня уже приготовлено место в Доме-У-Моста, просто я плохо ищу?"
И снова бросать несправедливую, мерзкую работу и пролистывать миллионы объявлений на сайтах по поиску работы, в надежде найти ту самую, на которой нужен будешь именно ты, потому что ты умненький буратино и хороший мальчик, и платить тебе будут просто за то, что ты классненький.

Которая книга уже у жены открывается на фразе "Пётр спился."

Через пару недель, начинает потихоньку приходить осознание. Стучится тихим червяком мысли "Не бывает такого. Никому не нужны бездарности вроде тебя. И даже друзьям твоим ты нужен лишь пока они не раскусят, кто ты такой на самом деле", всё более и более овладевая твоим умом.
В конечном итоге, ты честно признаёшься себе, что ты и правду никому не нужное дерьмо, которое, к тому же ещё и ничего не умеет, и звонишь по первой попавшейся вакансии, а через несколько дней уже выходишь работать в коллектив таких же "особенных", в таких же одинаковых форменных футбоках...

Невыносимая тщетность, необозримая чоткость и неоспоримая жуткость, и всё это одного лишь бытия.

И опять по новой, до тех пор, пока в голове опять не возникнет вопрос:

Кто же мы?!

Декаденты, и немногие мыслящие, не желающие кормить Вавилон своими жизнями? Уникальные личности, и каждый из нас ценен и заслуживает любви и счастья уже тем, что он таков, каков он есть?

Или ленивые иждивенцы и праздные лодыри, биомусор под ногами сверкающих сапог Трудящихся и Строящих Светлое Будущее?